Брат Анатолий подбежал к Минанану.

— Ужасно! Разве можно это вынести? — страстно зашептал он. — Вы же целитель! Помогите же несчастному! Неужели вас не трогают слезы его матери? Хотя бы боль снимите…

— Я не могу к нему прикасаться. Он должен настроиться на лечение. Дедра сама все понимает.

— Тогда поспешите с лечением! — выпалил монах. — Почему, ради Христа, Элизабет так долго ждет! Не поторопить ли ее?

— Она не ответит на мой призыв, — пожал плечами Минанан. — Здесь нет ничего срочного. Вы успокойтесь и займитесь своими делами.

Брат Анатолий сразу отошел от рыцаря тану и поспешил к Мэри-Дедре. Вот кому требовалось его присутствие, вот кто действительно нуждался в помощи, а никак не стоявшая у окна Великий Магистр Элизабет Орм, за которую так убедительно просила сестра Амери. Она не замечала его, а ведь монах уже больше недели жил в охотничьем домике. Другое дело — Мерибет Келли-Дакин, когда-то бывшая под покровительством Мейвар — Создательницы Королей; теперь она занималась хозяйством в усадьбе у Черной Скалы. Анатолий Северинович положил руку ребенку на голову, Мэри-Дедра благодарно улыбнулась ему.

— Пусть бы подольше они не начинали, брат Анатолий, — вздохнула Мэри-Дедра. — Когда Элизабет и Минанан займутся мальчиком, бедному Брендану будет еще больнее. Побудьте со мной, прошу вас!

Анатолий Северинович изменился в лице, словно ошпарившись, и резко отдернул руку.

— Если у него эта болезнь — как вы ее называете, «черный торквес», — начал он, — Элизабет и другие опытные целители могли бы прежде всего снять боль. Хотя бы не усугубляли беду своими чудовищными экспериментами. Дедра, как вы только можете разрешать им!

— Вы, брат Анатолий, не совсем понимаете. Заболевание Брендана — уникальный случай для Элизабет. В нем есть нечто предопределенное, яркая примета наступления новой эпохи. Суть в том, что он никак не может адаптироваться к торквесу. У других детей тоже встречается подобный синдром, но они — чистокровные тану.

Слезы появились из-под прикрытых век Мэри-Дедры.

— Вы очень долго живете в плиоцене. Разве вы никогда не слыхали о подобном отторжении? — спросила она, утирая слезы.

— Если бы на детей не надевали торквесы с самого рождения, то и болезни не было бы, — пояснил он.

— Но тогда не было бы и метапсихических способностей. — Грустная усмешка появилась на заплаканном лице Мэри-Дедры. — Когда я жила в Галактическом Содружестве, никак не могла понять, какая радость обладать ими. Когда же попала сюда и тану обнаружили у меня большие скрытые метапсихические способности и даже вручили мне торквес, я просто перепугалась. А теперь лучше умереть, чем расстаться с ним.

— А вот цена за дерзость. — Брат Анатолий кивнул в сторону больного ребенка. — Что дороже, Мэри-Дедра?

Женщина посмотрела в потолок.

— В миллионах световых лет от нашей Земли существует галактика, где все носят торквесы. Там уже поняли, что дороже. Почему же ты их не судишь, брат?

— Прости меня за грубость, — извинился монах. — Я никогда не был силен в теологии. Кто я? — Он пожал плечами. — Скудоумный человек, скромный аппаратчик из Якутии, безрассудно решивший создать в плиоцене свой церковный приход. Объясните мне, почему случай с маленьким Бренданом уникален?

— Дети-метисы вообще не предрасположены к заболеванию «черным торквесом». Ни один из отпрысков Тагдала не страдал от этой болезни. Случай Брендана — какая-то аномалия, — ответила она, обнимая хнычущего ребенка. — Никто не может понять — почему. Элизабет, когда жила в Мюрии, пыталась помочь детям тану, страдающим «черным торквесом», но без особого успеха. Неудачу объяснили тем, что уже сами принципы и психологические схемы, на которых работает подобный экзотический мозг, представляют собой серьезную проблему. Как в этом случае говорить о его лечении? Однако мой Брендан — метис, и его разум легче поддается исследованию. Элизабет уже работала с ним месяц назад, и мой мальчик почувствовал себя гораздо лучше.

Дедра закрыла глаза, и слезы снова полились у нее по щекам. Брат Анатолий беспомощно опустил голову, принялся внимательно рассматривать свои сандалии — на правой ремешок почти перетерся, левую он совсем сбил набок. Грехи наши тяжкие! Наконец мать успокоилась, вытерла глаза краем фартука.

— Мой Брендан совсем не похож на других. Большинство детей, пораженных этой болезнью, больше двух-трех недель не живут. Мой сынок покрепче. Метисы все такие.

— Хоть какая-то надежда есть?

Ребенок громко заплакал, Дедра тут же начала его укачивать, потом повернулась к Элизабет, которая все так же неподвижно, с простертыми руками, стояла у окна. Вдали, за укрытыми густым туманом холмами Лангедока, на фоне голубого неба виднелись розоватые, сверкающие вершины Пиренеев.

— Мальчик мой, — запричитала Мэри-Дедра, — такой сильный, такой крепенький. Такой хорошенький… Мы же ни дня не болели, когда пришлось бежать из Авена. Уж как мы тогда мерзли и мокли под проливным дождем, шли полуголодные, нас кусали комары, а мы защищались от них и грубых безжалостных тварей лорда Селадейра. Правда, милый? Ты же был такой прелестный, мой Брендан. Целых семь месяцев топали, а теперь мы разговариваем без слов, где бы в домике я ни находилась, правда? Ты одолеешь эту чертову лихорадку. Потом, может, другие малыши начнут выздоравливать, вот так, мой милый. — Она принялась целовать ребенка в золотистые кудельки, спадающие ей на плечо. — Даже если Брендану и не суждено выжить, все равно следует попытаться.

— Но, Дедра, он слишком мал, чтобы решить самому! — запротестовал брат Анатолий.

— Я решаю за него! — Она положила мальчика обратно на резиновый матрас, наполненный водой, и уголком фартука быстро смахнула слезы.

Монах замер — все похолодело у него внутри. Ощущение того, что их встреча не случайна — та же боль, те же слова обрушились на него, — привело в оцепенение. Все тот же аргумент — право решать за другого! Сколько раз он слышал его, будучи исполнительным секретарем в Сибирском архиепископстве, от своих братьев-монахов. Правда, они ушли дальше несчастной женщины, даже подвели философскую базу, разработали хитроумные доказательства, расширили сферу применения тезисов. Однако их убеждение в том, что насильственная, ускоренная эволюция — благо для человечества, покоилось на той же основе, что и вера Мэри-Дедры в право решать за Брендана. Его сибирские друзья приняли сторону братьев Ремилардов, которые уже тогда фактически начали склоняться к идее, что любое средство — даже потенциально опасное или калечащее не созревшее для подобных экспериментов сознание — разумно и справедливо, если в целом оно ведет к увеличению метапсихической энергии человека. Уже в те дни этот вопрос разделил землян, все жестче велись дискуссии. Но представители Галактического Содружества, попечители, их мыслители и моралисты как будто ничего не замечали. Спустя три года, уже перебравшись в плиоцен, брат Анатолий узнал, что теоретические дискуссии завершились метапсихическим восстанием. Вот как давно произошел разрыв.

Минанан — огромный и величественный, в небесно-голубой мантии — вышел из тени и встал над ребенком.

— Мысли брата Анатолия, — обратился он к Мэри-Дедре, — созвучны взглядам нашей Партии мира. Как бы трудно ни было, мы должны полностью положиться на волю Божью. Покой можно найти, только склонившись перед всемогущей Таной.

Дедра бросила на него уничтожающий взгляд.

— Ты думаешь, что я буду сидеть сложа руки и позволю умереть моему малышу? Чтобы обрести покой? Если ты так считаешь, то уходи! Тебе нельзя быть рядом с Элизабет во время лечения.

— Она сама просила помочь! — заявил рыцарь. — И я не отступлюсь от данного мною слова. Я действую сознательно и по доброй воле в надежде, что нам удастся облегчить страдания ребенка. Но я не хотел бы заранее обнадеживать. Успех лечения всецело в руках Божьих. Несправедливо подвергать невинное создание таким испытаниям ради его многочисленных сверстников и даже ради его самого.